Малкольм Гладуэлл - Озарение [Версия с таблицами]

Однако при осмотре чьих-то владений не менее важны данные, которых мы не получаем. Не общаясь с человеком напрямую, мы избегаем уводящей в сторону и не относящейся к делу информации, которая могла бы повлиять на наши суждения. Многие из нас с трудом поверят в то, что 125-килограммовый игрок в американский футбол может обладать живым и проницательным умом. Нам трудно преодолеть стереотип тупого атлета. Но если бы мы всего лишь увидели его книжную полку или картины на стене, у нас бы такой проблемы не возникло.

То, что люди говорят о себе, тоже может сбивать с толку по одной простой причине: большинство из нас не слишком объективно к себе относятся. Вот почему, оценивая личность, мы не можем просто-напросто попросить людей рассказать, что они думают о себе. Мы даем им тест наподобие опросника «большой пятерки», составленный для получения надежных данных. Вот почему Готтман не тратит времени на то, чтобы задавать мужьям и женам прямые вопросы о состоянии их брака. Они могут сказать неправду, застесняться или, что еще важнее, попросту не знать истинного положения вещей. Они могут быть так глубоко втянуты (или так счастливо погружены) в свои отношения, что не имеют представления о том, как они складываются. «Пары попросту не осознают, как они выглядят со стороны, — говорит Сибил Каррере. — Они ведут разговор, который мы записываем на видеопленку и потом показываем им. В одном из недавних исследований мы спрашивали пары о том, что они узнали в ходе этого эксперимента, очень многие из них (я бы сказала, большинство) признались, что были удивлены увиденным и услышанным. У нас была женщина, которую мы сочли чрезвычайно эмоциональной, и она сама сказала, что прежде даже не представляла себе, насколько она эмоциональна. Оказывается, она считала себя сдержанной и умеющей скрывать свои чувства. Очень многие реагируют примерно так же. Люди считают себя приветливее, чем есть на самом деле, или наоборот, агрессивнее. Только просмотрев пленку, они понимают, что ошибались в самооценке».

Если люди не очень хорошо представляют, как воспринимаются их слова, много ли смысла в прямых вопросах? Немного, и поэтому Готтман просит обсуждать проблемы, касающиеся их семейной жизни (например, домашних питомцев), но не собственно семейную жизнь. Он внимательно изучает косвенные признаки, свидетельствующие о состоянии их брака: эмоции, которые можно прочитать по лицам; стрессовые реакции, считываемые датчиками с потовых желез на ладонях; внезапное ускорение сердечного ритма; едва уловимое изменение интонации. Джон Готтман идет к истине окольным путем, который, как он доказал, может быть короче самой прямой дороги.

То, что делали наблюдатели в комнатах общежития, было всего лишь непрофессиональной версией анализа Джона Готтмана. Они искали «почерк» студентов колледжа. В течение пятнадцати минут они анализировали обстановку и составляли примерный портрет личности. Подойдя к решению вопроса окольным путем, они использовали косвенные свидетельства, обнаруженные в комнатах студенческого общежития, и процесс принятия решений упростился: их не отвлекала избыточная, не относящаяся к делу информация, поступающая при личном общении. Они делали тонкие срезы. И что произошло? То же, что с Готтманом: эти люди с планшетами в руках стали настоящими мастерами в составлении прогнозов.

Предлагаю развить концепцию тонких срезов. Представьте, что вы работаете в страховой компании, которая обеспечивает страховку на случай преступной халатности врачей. Ваш босс поручает вам установить, кому из врачей, попавших в поле зрения компании, может быть предъявлен судебный иск. И снова вам предлагается два варианта. Первый вариант: проверить профессионализм и дипломы врачей, проанализировать их послужной список, чтобы увидеть, сколько ошибок они допустили за последние годы. Второй вариант: подслушать разговоры врачей и их пациентов.

Теперь вы ждете, что я назову второй вариант лучшим. Вы правы, и вот почему. Хотите верьте, хотите нет, но риск обращения в суд по поводу врачебной небрежности почти никак не соотносится с количеством ошибок, совершаемых врачом. Анализ исков показывает, что есть высокопрофессиональные медики, на которых подают в суд, и специалисты, которые делают много ошибок, но никогда к суду не привлекаются. В то же время подавляющее число людей, пострадавших вследствие халатности врачей, вообще не подают исков. Другими словами, пациенты не обращаются в суд только потому, что не получили квалифицированной врачебной помощи. Они подают иски, если пострадали от некачественного медицинского обслуживания и от кое-чего еще.

Чего именно? Личного отношения врача. В исках о небрежности врачей постоянно фигурируют жалобы пациентов на то, что к ним отнеслись невнимательно, игнорировали или лечили плохо. «Люди не подают в суд на докторов, которые им нравятся, — говорит Элис Беркин, юрист, занимающийся этим вопросом. — За все годы практики у меня никогда не было клиента, который с порога заявил бы: „Мне очень нравится этот врач и мне ужасно неприятно, но я хочу подать на него в суд“. К нам приходят люди и говорят, что хотят подать в суд на того или иного специалиста, а мы отвечаем: „Мы не считаем, что этот специалист проявил халатность. Нам кажется, это вина вашего терапевта“. Клиент парирует: „Терапевт ни при чем. Он мне нравится, и я не собираюсь подавать на него в суд“».

У Беркин была клиентка с онкологическим заболеванием молочной железы, причем опухоль у нее обнаружили только после появления метастаз. Женщина хотела подать в суд на своего терапевта за запоздалый диагноз. Вообще-то виноват был рентгенолог, но клиентка стояла на своем — отвечать должен именно терапевт.

«Во время нашей первой встречи клиентка заявила, что терпеть не может эту докторшу, потому что та никогда не находила времени поговорить с ней и никогда не спрашивала ее о других симптомах, — рассказывает Беркин. — По словам пациентки, терапевт не видела в ней человека… Когда у пациента плохой диагноз, врач должен уделить ему время, объяснить, что происходит, ответить на все вопросы — то есть отнестись к пациенту по-человечески. На врачей, которые этого не делают, подают в суд».

Таким образом, не нужно много знать о квалификации медика, чтобы понять, насколько велики его шансы оказаться на скамье подсудимых. Надо лишь понять, как он относится к своим пациентам.

Не так давно исследователь Уэнди Левинсон записала несколько сотен разговоров врачей с пациентами. Примерно на половину из этих врачей никогда не подавали в суд, вторая половина попадала под суд как минимум дважды. Всего лишь на основе этих разговоров Уэнди установила четкое различие между двумя группами. Врачи, против которых никогда не начинали судебных разбирательств, уделяли каждому пациенту в среднем на три минуты больше, чем те, кто попадал под суд (18,3 минуты против 15). Они чаще произносили «наводящие» фразы вроде: «Сначала я вас осмотрю, а потом обсудим вашу проблему» или «Я оставлю время, чтобы ответить на ваши вопросы». Пациенты понимали, что будет делать врач, видели, что он готов уделить им достаточно времени. Врачи, не привлекавшиеся к суду, с готовностью обсуждали состояние пациентов, побуждали их к разговору, чаще смеялись и шутили. Интересно, что специалисты из обеих групп предоставляли своим пациентам примерно одинаковое количество информации приблизительно одного качества, не давали подробных сведений о лекарственных препаратах и не углублялись в обсуждение результатов обследования. Различие состояло лишь в том, как они разговаривали с пациентами.

Этот анализ можно продолжить. Психолог Налини Амбади прослушала пленки Уэнди Левинсон, сосредоточившись на записях разговоров врачей и пациентов. Она взяла беседы каждого доктора с двумя его пациентами и из каждой беседы отобрала по четыре отрывка речи врача продолжительностью в десять секунд, получив срез в сорок секунд. Затем она произвела «фильтрацию» срезов: удалила из речи высокочастотные звуки, позволяющие распознавать отдельные слова. В результате остался искаженный звук, в котором сохранились интонация, тембр и ритм, но отсутствовал смысл. Используя этот (и только этот) срез, Амбади провела анализ по методу Готтмана. Она привлекла «экспертов» — неспециалистов, которые определяли наличие в этих фрагментах таких чувств, как теплота, враждебность, превосходство, обеспокоенность. Она обнаружила, что, используя только эти оценки, можно точно указать, на каких врачей подавали в суд, а на каких нет.

Налини Амбади говорит, что она и ее коллеги были «совершенно потрясены результатом», и это неудивительно. «Эксперты» ничего не знали об уровне квалификации врачей, их опыте, подготовке и методах лечения. Они даже не знали, что говорили врачи своим пациентам. Они анализировали исключительно интонации. И все оказалось очень просто: если эксперт слышал в голосе врача превосходство, пренебрежение, то относил последнего к числу тех, на кого подавали в суд. Если в голосе врача звучала обеспокоенность, то на этого специалиста в суд не подавали. А существует ли еще более тонкий срез? Врачебная халатность — весьма запутанная и сложная проблема, но в конечном счете все сводится к вопросу об уважении, а самый простой способ проявить уважение — это выбрать соответствующий тон; если врач говорит агрессивным тоном, то демонстрирует собственное превосходство и пренебрежение к пациенту. Надо ли Амбади изучать всю долгую историю отношений врача с пациентом или достаточно выявить тон превосходства в разговоре? Анализ их беседы во многом напоминает исследования Готтмана или заключение о характере человека на основании вида его комнаты в работе Гослинга. Это одна из тех ситуаций, когда «почерк» проявляется четко и ясно.